Весь день думал, что что-то не заметил. И почему? Неприятно.

Кто-то говорит, что черное для него страшно. Говорит, и, кажется, обдуманно. Ему не нравится его - черного - темнота, эта скрытая, и явная угроза, этот отсыл в прошлое, забытое, оставленное, закопанное к могилах разваленного погоста. Прошлое. Словно оно что-то определенное. Не "прошлое", а Прошлое, и точка. В его словах мне слышен неразличимый иному звон страха, тенькающий обертон, ну совсем как в хоре птиц едва ты услышишь маленькую пичугу, но как только распознал ее - только этот щебет и солирует теперь в казавшемся какофонией хоре. И как веришь в этот хор, так и веришь в этот страх. И самому стало вдруг страшно, и я уже боюсь этого Черного...

И когда пришла ночь, еще страшнее стало. Болит уже голова, и я готов поверить в еще большую темноту, чем та, в которой крепким сном младенцев спит тот, кто боялся Черного. Сопит, и тепла его постель.