Со вчерашнего дня - ничего. Пустота...
Как много думано и сказано про нее, а вот вновь как будто бы не до конца... Недодумано и недосказано.
Ужасный день - вчера. Спал. Как животное перед забитием: тяжело, долго, ожесточенно, почти жадно. Весь день. Потом куда-то ехал (помню только шофера-азербайджанца, дорогу, сигареты, вновь - дорогу, и, наконец, себя). И так смотрел несколько раз по кругу, искал толи чего-то, ждал ли, или просто пытался заполнить целый день концентратом впечатлений за то вр
Контрасты - это единственное, что может оживить умирающую ткань сознания. Как электричество - монстра Франкинштейна. И потому я половину дня провел за просмотром черно-белых фотографий. Чтобы хоть как-то заглушать боль затухания.
Человек мысливший, но утративший ясность мышления должен возненавидеть себя. Он не способен больше отличать свои мысли, они путаются в нем, врезаются друг другу в плоть, распадаются и пораждают в этом трясине только химер, глиняных истуканов, каменистых обортусов. Чего может он желать от других? Какого понимания? Ведь он не понимает, уже ничего...
Со вчерашнего дня - ничего. Пустота...
Как много думано и сказано про нее, а вот вновь как будто бы не до конца... Недодумано и недосказано.
Ужасный день - вчера. Спал. Как животное перед забитием: тяжело, долго, ожесточенно, почти жадно. Весь день. Потом куда-то ехал (помню только шофера-азербайджанца, дорогу, сигареты, вновь - дорогу, и, наконец, себя). И так смотрел несколько раз по кругу, искал толи чего-то, ждал ли, или просто пытался заполнить целый день концентратом впечатлений за то вр
Весь день думал, что что-то не заметил. И почему? Неприятно.
Кто-то говорит, что черное для него страшно. Говорит, и, кажется, обдуманно. Ему не нравится его - черного - темнота, эта скрытая, и явная угроза, этот отсыл в прошлое, забытое, оставленное, закопанное к могилах разваленного погоста. Прошлое. Словно оно что-то определенное. Не "прошлое", а Прошлое, и точка. В его словах мне слышен неразличимый иному звон страха, тенькающий обертон, ну совсем как в хоре птиц едва ты услышишь маленьк
Уже кончилась реклама, начинался сеанс. В соседнее кресло сел мальчишка... Я не обратил особого внимания на него, только слегка нервничал, когда он шел по ряду, потому как мы сели не на свой ряд, но я все расчитал правильно, и попал как раз на место, слева от того, на которое билеты были проданы (конечно по цене центральных мест), рядом села подруга.
Прошло пять или десять минут, и только тут я почувствовал, что что-то не так. Краем глаза я поглядел вправо. Мальчишка то и дело крутил головой в
